Она всегда любила независимость, но сейчас чувствовала себятак, словно она совсем маленькая и всех остальных родители уже забрали послешколы домой, а она одна осталась, всеми брошенная и покинутая. Угораздило же ееродиться в сентябре.

— Тебя ведь Тэлли зовут, да?

Она подняла голову. Это был уродец-двенадцатилетка. Он явноеще не успел здесь освоиться, держался неловко и смущенно одергивал форменнуюкуртку, словно она была ему мала.

Да.

— Так это тебя сегодня заберут, и ты похорошеешь?

— Меня, Коротышка.

— А чего же ты тогда такая грустная?

Тэлли пожала плечами. Что он мог понять, этот полумалыш,полууродец? Она задумалась о том, что говорила об операции Шэй.

Вчера Тэлли в последний раз обмерили, сделали множествотомограмм. Должна ли она была сказать этому новенькому уродцу о том, что ужесегодня, ближе к вечеру, ее тело вскроют, потом придадут ее костям правильнуюформу, одни из них удлинят, другие утолстят. Носовой хрящ и скулы удалят изаменят программируемым пластиком, кожу снимут и на ее место «посеют» новую,как траву на футбольном поле весной. Сказать ему об этом? А еще о том, что наее глазах сделают лазерным лучом надрезы, в результате чего она на всю жизньобретет идеальное зрение, а под радужку вживят имплантанты, из-за которых ееневыразительно-карие глаза получат золотистые искорки? Что ее мышцы получатвзбадривающую дозу электротока, что весь ее детский жирок уберут раз инавсегда? Что зубы заменят керамикой, крепостью не уступающей крылу высотныхсамолетов, а белизной — лучшему фарфору? Рассказать ему про все это?

Говорили, что это совсем не больно — кроме новой кожи,которая пару недель побаливает, как если бы ты сильно обгорел на солнце.

В голове у Тэлли вертелись детали операции. Теперь она лучшепонимала, почему убежала Шэй. Ну почему для того, чтобы просто выглядетьопределенным образом, надо пройти через такое испытание? Если бы только людибыли умнее, если бы они были развиты настолько, чтобы относиться ко всемодинаково, даже если кто-то выглядит иначе. Если кто-то урод.

О, если бы только Тэлли могла придумать вескую причину,которая заставила бы подругу остаться…

Она несколько дней подряд вела воображаемые разговоры, ноони стали намного более напряженными и резкими, чем после ухода Периса. Тысячураз она мысленно спорила с Шэй. Это были долгие жаркие диспуты о красоте,биологии, взрослении. Всякий раз, когда они выбирались на руины, Шэйвысказывала свои мысли об уродцах и красотках, о городе и том, что находилосьдальше пригорода, о ложном и истинном. Но Тэлли ни разу не подумалазаподозрить, что ее подруга и в самом деле может убежать из города, отказатьсяот жизни, наполненной красотой, блеском, изяществом. О, если бы только онасказала Шэй что-то верное… Хоть что-нибудь.

А теперь она сидела здесь, и ей казалось, что она даже непыталась сказать ничего такого.

Тэлли посмотрела новенькому уродцу прямо в глаза.

— Потому, — сказала она, — что все сводитсявот к чему: две недели у тебя жутко болит кожа, как будто ты обгорел на солнце.Но это стоит перетерпеть, чтобы потом на всю жизнь стать красивым.

Мальчишка оторопело поскреб затылок.

— Чего-чего?

Я должна была так сказать, но не сказала. Вот и все.

Наконец прилетел больничный аэромобиль и опустился нашкольную площадку так легко, что свежескошенная трава почти не шевельнулась.

В кабине сидел взрослый красавец, всем своим видомизлучавший уверенность и авторитет. Он был настолько похож на Сола, что Тэлличуть было не назвала его именем своего отца.

— Тэлли Янгблад? — осведомился водитель.

Тэлли уже успела заметить вспышку света, означавшую, чторисунок ее радужки проверен, но ответила:

— Да, это я.

Было в этом мужчине что-то такое, отчего сразу становилосьясно: с ним шутить не стоит. Воплощенная мудрость, а поведение настолькосерьезное и официальное, что Тэлли пожалела о том, что не нарядиласьторжественно.

— Ты готова? Вещей у тебя немного.

Ее дорожная сумка была заполнена только наполовину. Всезнали, что большую часть вещей, которые свежеиспеченные красавцы и красоткиперевозят с собой через реку, все равно отправляют на переработку. У нее будети новая одежда, и любые новые хорошенькие вещицы, какие она только пожелает.Вот что бы она действительно хотела сохранить, так это записку Шэй, написаннуюот руки. Записка была спрятана между наспех уложенными в сумку вещами.

— Мне хватит.

— Молодец, Тэлли. Это сказано очень по-взрослому.

— Так и есть, сэр.

Дверца кабины закрылась, аэромобиль взмыл ввысь.

Большая больница находилась в Нью-Красотуане, на самомберегу реки. Именно сюда поступали для серьезных операций все — и малыши, иуродцы. Даже старые красотки и красавцы из Дряхвилля здесь проходили курсыпродления жизни.

Река сверкала под безоблачным небом, и Тэлли позволила себезабыть обо всем и погрузиться в любование прелестью Нью-Красотауна. Даже безночной иллюминации и фейерверков город искрился стеклом и металлом. Невероятныешпили бальных башен отбрасывали стройные тени на весь остров. «Ведь этонастолько чудеснее Ржавых руин, — вдруг увидела Тэлли. — Может быть,тут не темно и не таинственно, но зато куда более живо».

Пора было перестать горевать о Шэй. Предстояла жизнь,подобная непрекращающемуся празднику и наполненная красивыми людьми. Такими,какой вот-вот станет она, Тэлли Янгблад.

Аэромобиль опустился на один из красных крестов,нарисованных на крыше больницы. Водитель провел Тэлли внутрь и проводил вприемное отделение. Регистраторша нашла в списке фамилию Тэлли,идентифицировала ее по рисунку радужки и велела подождать.

— Не заскучаешь одна? — спросил водитель.

Тэлли посмотрела в его ясные добрые глаза.

Ей очень хотелось, чтобы он остался. Но ей показалось, что,если она попросит его остаться, это будет как-то не по-взрослому.

— Нет-нет, все нормально. Спасибо.

Водитель улыбнулся и вышел.

Кроме Тэлли, в приемной никого не было. Она откинулась наспинку кресла и стала считать плитки на потолке. Пока она ждала, в ее памятиопять возникли разговоры с Шэй, но здесь они ее не так тревожили. Теперь былослишком поздно передумывать.

Тэлли жалела о том, что в комнате нет окна, чтобы можно былополюбоваться Нью-Красотауном. Она была так близка к цели. Она представляла себезавтрашнюю ночь, свою первую ночь в облике красотки. Она видела себя в новойчудесной одежде (ее форменное уродское тряпье безжалостно отправят впереработку), стоящую на вершине самой высокой бальной башни. Она будет стоятьтам и смотреть, как на другом берегу гаснут огни, потому что в Уродвиллеложатся спать, а у нее в распоряжении еще будет целая ночь с Перисом и новымидрузьями, и со всеми красотками и красавцами, с которыми она познакомится.